5
Если в статьях о Пушкине, полемизируя с либеральной критикой, Чернышевский показывал, что сила Пушкина в его стремлении к народности, в стремлении оторваться от своего класса, то в статьях, посвященных дворянским писателям, превозносимым либеральной критикой, Чернышевский вскрыл органические их связи с дворянской средой. Идеология этих писателей реакционна, стиль их произведений подражателен, а произведения антихудожественны. Чернышевский показывает, что, пытаясь внешне подражать Лермонтову, Авдеев идеализирует и прикрашивает то, что обличал и гневно бичевал Лермонтов, возводит в идеал тунеядство дворянской среды, ее паразитизм, крепостнический уклад ее жизни. Авдеев создает произведения, ничего общего с лермонтовскими не имеющие. Пафос разоблачения современного дворянского быта, реалистическое изображение действительности совершенно чужды ему. Его герой Тамарин, которого автор считает образом, подобным Печорину, на самом деле "Грушницкий, явившийся г. Авдееву во образе Печорина", -- дворянская посредственность, салонный "герой" (II, 214). Герои его рассказов, идиллически рисующих поместную жизнь, -- "осовевшие под розовыми красками коршуны и сороки..., от этих сов плохо приходится очень многим, потому что тунеядцы должны же кого-нибудь объедать" (II, 218). Писатели типа Авдеева не могут быть названы "истинно современными писателями". Они не способны правильно осмыслить действительность, и от их произведений веет "элегантною отсталостью" (II, 221).
Ту же отсталость и реакционность отмечал Чернышевский и в повести "Три поры жизни" Евгении Тур, и в творчестве Растопчиной, которую реакционные критики ставили в один ряд с Лермонтовым и Пушкиным. Чернышевский показывает, что жизнь высшего света, основанную на тунеядстве, себялюбии, безнравственности, нельзя изобразить художественно, относясь к ней апологетически, что типичные представители высшего дворянского круга -- люди растленные, лишенные элементарных человеческих достоинств. Поэзия в кругу высшего света является презренной служанкой тунеядцев, пустым развлечением, "промежутком меж выездов и балов" (III, 462). Такую роль и играет салонная поэзия Растопчиной. Аристократической пустоте произведений Растопчиной Чернышевский противопоставляет демократизм всех крупнейших писателей, произведения которых всегда служат народу. Стихи Растопчиной, говорит Чернышевский, рассчитаны на "светских женщин" и потому написаны "салонным языком: ведь другого языка они не захотели бы слушать, даже не поняли бы..." (III, 466).
Это замечание -- одно из свидетельств постоянной борьбы Чернышевского за народность языка в литературе. Он зло высмеивал тех псевдолитераторов, которые подходили к языку как к явлению узко сословному. Он подверг уничтожающей критике произведения, в которых крестьяне разговаривали на ломаном русском языке. Он доказывал, что крестьяне владеют общенародным русским языком во всяком случае не хуже других классов и сословий. Высоко оценивал Чернышевский язык крестьян в лучших произведениях Григоровича (III, 692--693).
"Ведь вы любите Диккенса и Теккерея, этих грубых, хотя и даровитых людей, которые с такою мужицкою прямотою называют каждую вещь прямо по имени, не имея понятия о приличиях в образе выражения" (III, 467). Характерно, что эпитет "мужицкий" Чернышевскому представлялся наиболее подходящим для определения той прямоты и принципиальности, которую он требовал от литературы.
В статье "Стихотворения Н. Щербины" (1857) Чернышевский показывает, какое вредное влияние оказала теория "чистого искусства" на творчество Щербины, сделав этого талантливого поэта эпигоном чуждой потребностям времени и народа антологической поэзии античности и А. Шенье. Щербина не способен творчески откликаться на вопросы современности, поэтически изображать русскую жизнь, а следовательно, как поэт он бесплоден: стихи его не имеют никакого значения в русской литературе и жизни. Разоблачение дворянской салонной реакционной литературы последовательно проходит через ряд статей и рецензий Чернышевского и является частью его борьбы за упрочение влияния революционной демократии на литературу.
Идеей борьбы за творческое развитие традиций передовой литературы пронизаны статьи о "Бедности не порок" А. Н. Островского (1854), об "Очерках из крестьянского быта" А. Ф. Писемского (1857), о "Стихотворениях" Н. Огарева (1856). В статье об Островском Чернышевский говорит, что, отказываясь от правдивого изобличения современной действительности ради идеализации реакционных патриархальных сторон быта, Островский теряет возможность быть реалистом, произведения его утрачивают свою художественную силу.
Чернышевский стремился освободить Островского от влияния реакционного кружка младославянофилов, от влияния эстетской критики Ап. Григорьева и вернуть его в лагерь передовой реалистической литературы. Впоследствии, когда Островский порвал с кружком "Москвитянина" и написал свою реалистическую обличительную комедию "Доходное место", Чернышевский с большой симпатией отозвался об этой пьесе.
Борьбу за передовые тенденции в творчестве Островского продолжал соратник Чернышевского Добролюбов в своих гениальных статьях "Темное царство" и "Луч света в темном царстве".
"эстетской критики" проникнута статья об "Очерках из крестьянского быта" А. Ф. Писемского. Воспроизводя весь ужас подневольной жизни крепостного крестьянства, Писемский не только не призывает изменить эту жизнь, но даже не подозревает возможности подобных изменений. Писемский -- писатель, недостаточно ясно осмысляющий действительность. Реакционная критика в лице Дружинина именно эту слабую сторону в творчестве Писемского и стремилась выставить как его достоинство. Чернышевский, иронизируя по поводу статьи Дружинина и показывая ее грубую тенденциозность и враждебность передовой русской литературе, напоминает Писемскому, что, только идя по пути, указанному Белинским и Гоголем, писатель-реалист может совершенствовать свое дарование и поставить его на службу народу.
В статье о "Стихотворениях" Н. Огарева Чернышевский развивает мысли, высказанные в "Очерках гоголевского периода" относительно деятельности Огарева. Огарев особенно дорог ему как друг и соратник Герцена, как один из крупнейших деятелей революционного движения. Лирический герой поэзии Огарева -- революционер, для которого счастье людей -- цель жизни и деятельности:
"... Чувствуется, что наслаждение жизни для такой личности заключается в том, чтобы жить для других, быть счастливым от счастья близких и скорбеть их горем, как своим личным горем.
"Действительно, таковы были люди, тип которых отразился в поэзии г. Огарева, одною из них.
"И вот, между прочим, одно из качеств, по которым она останется достоянием истории: в ней нашел себе выражение важный момент в развитии нашего общества. Лицо, чувства и мысли которого вы узнаете из поэзии г. Огарева, лицо типическое" (III, 564--565).
"Мы слышали от самого Рудина, что время его прошло; но он не указал нам еще никого, кто бы заменил его... Мы ждем еще этого преемника, который, привыкнув к истине с детства, не с трепетным экстазом, а с радостною любовью смотрит на нее; мы ждем такого человека и его речи, бодрейшей, вместе спокойнейшей и решительнейшей речи, в которой слышалась бы не робость теории перед жизнью, а доказательство, что разум может владычествовать над жизнью, и человек может свою жизнь согласить с своими убеждениями" (III, 567--568). Впоследствии в своем замечательном романе "Что делать?" Чернышевский изобразил таких "новых людей".
Духом борьбы за передовую, идейную критику и литературу против либерализма пронизана статья Чернышевского "Об искренности в критике" (1854). Чернышевский показывает, что либеральные деятели, скрывающие за левой фразой готовность пойти на сговор с реакцией и отсутствие каких-либо убеждений, не способны руководить литературой. Они не выражают интересов общества и нации, они противостоят традиции критики, идущей от Белинского. Чернышевский пишет в этой статье о критике: "Ее значение -- служить выражением мнения лучшей части публики и содействовать дальнейшему распространению его в массе. Само собою разумеется, что эта цель может быть достигаема сколько-нибудь удовлетворительным образом только при всевозможной заботе о ясности, определенности и прямоте... Русская критика не должна быть похожа на щепетильную, тонкую, уклончивую и пустую критику французских фельетонов; эта уклончивость и мелочность не во вкусе русской публики, нейдет к живым и ясным убеждениям, которых требует совершенно справедливо от критики наша публика" (II, 254, 255).
Статья Чернышевского "Русский человек на rendez-vous" (1858), по выражению В. И. Ленина, "злая и меткая характеристика российского либерализма". {Ленинский сборник, XXV, стр. 224.} Чернышевский высоко ценил творчество Тургенева. Он боролся против принижения значения тургеневского реализма либеральными критиками. {См. его полемику с Дудышкиным в No 2 "Современника" за 1857 год (IV, 696--701) и статью "Разговор отчасти литературного, а более не литературного содержания" (III, 776--782).} Он утверждал, что "из действующих ныне литераторов наших, нет ни одного, заслуги которого перед публикою равнялись бы заслугам г. Тургенева" (III, 780), и старался освободить Тургенева из плена либеральной идеологии, вредно отражавшейся на его творчестве.
Чернышевский показывает в статье по поводу "Аси", что, субъективно симпатизируя своим героям-дворянам, Тургенев сумел объективно, реалистическим их изображением показать типичные черты дворянской интеллигенции -- "лишних людей". Герой Тургенева -- никчемный фразер и позер, у которого фраза всё время расходится с жизненной практикой. Он типичный представитель дворянства, классовое благополучие которого связано с нищетой и угнетением народа. Чернышевский показывает, что политическим выражением дворянского "свободолюбия" является либерализм. Критик разоблачает классовый эгоизм либерального дворянства: "Мы не имеем чести быть его <дворянского героя> родственниками; между нашими семьями существовала даже нелюбовь, потому что его семья презирала всех нам близких. Но мы не можем еще оторваться от предубеждений, набившихся в нашу голову из ложных книг и уроков, которыми воспитана и загублена наша молодость, не можем оторваться от мелочных понятий, внушенных нам окружающим обществом; нам всё кажется (пустая мечта, но всё еще неотразимая для нас мечта), будто он оказал какие-то услуги нашему обществу, будто он представитель нашего просвещения, будто он лучший между нами, будто бы без него было бы нам хуже. Всё сильней и сильней развивается в нас мысль..., что есть люди лучше его, именно те, которых он обижает; что без него нам было бы лучше жить..." (V, 171--172).
Вскоре в романе "Что делать?" Чернышевский создал образы новых героев -- демократов 60-х годов, имевшие огромное воспитательное значение. Он показал их как людей, для которых слово и дело неразделимы, людей честных и в личных отношениях, и в трудовой практике, и в политических своих убеждениях и делах.
"Саша" Некрасова и другие произведения, рисующие дворянского героя, и отмечает, что трусливый либерал всей своей жизнью доказывает свою беспринципность и никчемность. Он разоблачает себя как "страшный рутинер", который "дряннее отъявленного негодяя" (V, 158). Чернышевский дает понять, что дворянский либерализм еще яснее покажет свою беспринципность, трусость и ренегатство во время открытой политической борьбы.
Статья Чернышевского "Русский человек на rendez-vous" проникнута верой в неизбежную близость крестьянской революции, убеждением, что революционная демократия должна быть готовой возглавить эту революцию, должна способствовать всеми мерами ее подготовке. Сегодняшний день он считает днем накануне "суда", во время которого народ окончательно поймет все свои права, незаконно отобранные у него эксплуататорами, вернет их себе и заставит господствующие классы "расплатиться за всё до последней мелочи" (V, 174).
Статья Чернышевского "Русский человек на rendez-vous" вызвала взрыв бешенства в лагере либералов. С ответом Чернышевскому выступил Анненков, напечатав в журнале "Атеней" (1858, No 32) статью "Литературный тип слабого человека".
Чернышевский признавал характер героя тургеневской повести типическим является герой тургеневской повести, не могут, не имеют права называться "лучшими людьми". К числу действительно лучших людей Чернышевский относит тех, которые противостоят герою повести "Ася" -- разночинцев-демократов, сторонников крестьянской революции.
Анненков соглашается с той характеристикой психологического облика тургеневского героя, которая дана ему в статье Чернышевского, -- с характеристикой его как "слабого" человека. Вместе с тем Анненков доказывает, что слабость героя Тургенева, его безволие не принижает, а возвышает его, что в нем олицетворены лучшие черты современного ему общества, что он "есть единственный нравственный тип, как в современной нам жизни, так и в отражении ее -- текущей литературе". {П. В. Анненков, Воспоминания и критические очерки, отд. II, СПб., 1879, стр. 153.} Слабость его, по Анненкову, будто бы коренится в той силе мысли, которая содержится в нем.
Словом, и Чернышевский, и Анненков признают героя тургеневской повести явлением типическим для своего времени. Но тогда как Чернышевский осуждает этого героя, Анненков оправдывает его и возвышает. Революционный демократ Чернышевский и либерал Анненков с противоположных позиций подходили к решению проблемы типичности.
Беспощадно борясь с либеральной и консервативной идеологией, вредно влиявшей на творчество некоторых передовых писателей, Чернышевский зорко подмечал всё новое, передовое в искусстве, поддерживая его и создавая своей критикой условия для его развития. Умение писателя увидеть типичные черты действительности, показать новое, присущее современной русской жизни, дать правдивое изображение жизни и тем самым содействовать познанию действительности и, в конечном счете, ее изменению -- Чернышевский выдвигал как критерий оценки значения художественных произведений. С этой точки зрения Чернышевский анализировал творчество Л. Н. Толстого. Он дал замечательную характеристику его таланта на основании первых немногочисленных произведений писателя и своих статьях: "Детство и отрочество. Военные рассказы" (1856), "Заметки о журналах" (декабрь 1856 г.).
Чернышевский отмечает, как отличительную особенность дарования Толстого, его умение удивительно верно проникнуть в психологию крестьянина, изобразить не только быт деревни, но и духовный мир крестьян. "Теперь очень ясно для нас только одно то, что граф Толстой с замечательным мастерством воспроизводит не только внешнюю обстановку быта поселян, но, что гораздо важнее, их взгляд на вещи. Он умеет переселяться в душу поселянина, -- его мужик чрезвычайно верен своей натуре, -- в речах его мужика нет прикрас, нет реторики, понятия крестьян передаются у графа Толстого с такою же правдивостью и рельефностью, как характеры наших солдат" (IV, 682).
"Утра помещика", в которых Толстой показывает взаимное непонимание помещика и крепостного крестьянина, основанное на противоположности их материальных интересов.
Критик обращает внимание на изображение фальшивой филантропии помещика и нищеты крестьянина у Толстого. Говоря о том, что воспроизведение взгляда крестьян на вещи важнее всего, он разумел ярко показанную Толстым враждебность крестьян к помещикам. До конца правдивое и реалистическое изображение людей, их взаимоотношений, их быта и психологии в произведениях Толстого дало критику основание сделать вывод о "юношеской свежести" "нравственного чувства" (III, 427) как типичной черте личности и творчества Толстого. Правдивость Толстого, чистота и искренность его социальных исканий, его нежелание в чем-либо идти по пути лжи и рутины представлялись Чернышевскому источником огромных творческих сил писателя.
Таким образом, в произведениях молодого Толстого Чернышевский прозрел черты, получившие развитие в дальнейшем творчестве великого писателя, срывавшего все и всяческие маски, выразителя "тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства ко времени наступления буржуазной революции в России". {В. И. Ленин, Сочинения, т. 15, стр. 180, 183.}
Огромным достижением толстовского реализма критик считал метод, которым Толстой изображает внутренний мир человека. Чернышевский, понимавший значение диалектического метода как средства познания мира, высоко ценил в Толстом писателя, раскрывшего "диалектику души", показавшего психологическую жизнь человека как противоречивый и сложный процесс: "Особенность таланта графа Толстого состоит в том, что он не ограничивается изображением результатов психического процесса: его интересует самый процесс..." (III, 426). Он сравнивает Толстого с живописцами, которые умеют передавать движение в природе и о которых "по преимуществу говорят, что они умеют уловлять жизнь природы", и добавляет: "Нечто подобное делает граф Толстой относительно таинственнейших движений психической жизни" (III, 426).
Проникновение художника в человеческую психологию Чернышевскому представляется одной из важных форм сознания общественной жизни, дающей "прочную основу для изучения человеческой жизни вообще, для разгадывания характеров и пружин действия, борьбы страстей и впечатлений" (III, 426).
"Этот талант принадлежит человеку молодому, с свежими жизненными силами, имеющему перед собою еще долгий путь -- многое новое встретится ему на этом пути, много новых чувств будет еще волновать его грудь, многими новыми вопросами займется его мысль, -- какая прекрасная надежда для нашей литературы, какие богатые новые материалы жизнь дает его поэзии! Мы предсказываем, что всё, данное доныне графом Толстым нашей литературе, только залоги того, что совершит он впоследствии; но как богаты и прекрасны эти залоги!" (III, 431).